Из Записных книжек писателя:
Был ли Леонард Да Винчи пришельцем из будущего?

Таинственные исчезновения людей происходят довольно часто. Часть из них объясняются причинами вполне банальными – нераскрытые убийства, неопознанные трупы, просто желание бросить все и начать новую жизнь с новым именем, но часть так и остаются загадками – белами пятнами истории. Однако некоторые необъяснимые исчезновениябывают связаны со столь же необъяснимыми появлениями – и эти чудеса иногда меняют саму историю.

Лео Тоскано был талантливым мальчиком. Родившись в 1880 году в маленькой итальянской деревне Анхиано, он уже в пять лет рисовал удивительные картинки, которые радовали его родителей. Рисовал углем на дереве, рисовал на стенах, рисовал… Да на чем он только не рисовал, маленький проказник! Его зарисовки были удивительно реалистичны, хотя и не всегда красивы – часто его внимание привлекали очевидные уродства, вроде кривого дерева, или искаженного шрамом лица прохожего. Впрочем, талант мальчика не вызывал сомнений – даже от грубых набросков было не оторвать взгляд. Единственное, что вызывало досаду родителей – Лео всегда был не слишком прилежен. Почти все рисунки оставались незаконченными, а любое порученное дело начиналось с энтузиазмом и бросалось немедленно, как только был удовлетворен первый интерес. 

Мать  — Катерина Тоскано – решительно отдала мальчика в католическую школу, надеясь, что там ему привьют необходимую дисциплину – но не тут-то было. Блистая в математике и естествознании, которые были интересны цепкому уму Лео, он обнаружил полное нежелание и неспособность учить языки и заниматься чистописанием, которое казались ему занятием бессмысленным. Тем более, что мальчик оказался ярко выраженным левшой. В те времена, это считалось серьезным дефектом, и левшей упорно переучивали – это навсегда испортило маленькому Лео почерк. Мало того, что он писал как курица лапой, так еще и норовил, когда никто не видит, взять перо в левую руку… Его дневник было проще читать у зеркала – написанный левой рукой, причем справа налево и обратным наклоном он напоминал зашифрованное послание. С таким почерком чиновником было не стать… 

Поскольку и к продолжению семейного дела (родители Лео держали трактир) молодой человек не выказывал ни малейшей склонности, а его неумение обращаться с деньгами вообще повергало родителей в ужас, то после окончания школы юного Тоскано отправили к дяде во Флоренцию – учится живописи.

Ах, Флоренция конца позапрошлого века… Это, конечно, не Париж, но для молодого человека, имевшего претензию считать себя художником и вообще человеком творческим, там было где развернуться… 

Дяде Роберто, в общем, было мало дела до жизни племянника – обеспечив его жильем и небольшими суммами на карманные расходы, он счел свой родственный долг выполненным. Что еще нужно семнадцатилетнему оболтусу для счастья? Тем более, что молодой Лео был чертовски красив – смуглый и горбоносый, с большими темными глазами – модный типаж того времени. И – атмосфера богемы, декаданс, женщины и напитки…

Он жил как настоящий художник – драные штаны и орхидея в петлице. Несомненный талант юноши позволил ему стать учеником известнейшего тогда живописца Раймонди, но мэтр довольно быстро разочаровался в Лео. Мало того, что ветреный юноша больше времени проводил в объятиях флорентийских богемных прелестниц, чем в за мольбертом, мало того, что он постоянно нарушал проверенный веками состав красок, пытаясь выдумать нечто новое, так он еще и осмеливался рисовать лучше учителя! На тех полотнах Раймонди, где он поручал ученику изобразить малозначительные детали и второстепенных персонажей, эти детали и персонажи просто затмевали собой первый план. Заказчики Раймонди не раз говорили ему: «О, как роскошно у вас получился вот тот, третий справа ангел! Просто поразительно живой!» 

Разве может настоящий художник стерпеть такое от какого-то нахального юнца? Возможно сыграло свою роль и то обстоятельство, что юный красавец не слишком хотел разделять с мэтром кроме мольберта еще и ложе… Ничтожный ученик посмел отвергнуть притязания мастера, хотя явно был не чужд экспериментов такого рода – богемная атмосфера тех лет была полна свободы нравов. 

Великий Раймонди с треском выпер юношу из учеников, распространив повсюду свое мнение – «полная бездарность!»Художественный мир Флоренции отвернулся от Лео – кто будет спорить с диагнозом известного мастера? Разочаровавшись в богеме и Италии Лео Тоскано продал кисти и краски, взял последнее вспомоществование у дяди и купил билет на пароход в Страну Великих Возможностей – Америку.

Увы, практичную до тошноты Америку очень мало волновало искусство. Гораздо больший интерес вызывали паровые машины и железные дороги, стальные броненосцы и многозарядные пушки, арочные мосты и подводные лодки… Новому миру не нужны художники. Чтобы заработать на жизнь, Лео становится чертежником в инженерной конторе. Работа оказалась скучноватой, механической, но все же не столь тоскливой, как он боялся.

 Лео открыл для себя удивительный мир механизмов – гармонию рычагов и подшипников, соотношения «золотых сечений», мир сил и напряжений. Врожденная способность к математике помогла молодому человеку выйти за рамки простого копировщика чужих чертежей – скопив немного денег, он поступает в инженерную школу Эдисона. 

Изучая основы химии, физики и механики, Лео подрабатывает «газетным художником» – его талант рисовать несколькими штрихами яркие и живые портреты снова востребован, хотя и на другом уровне. Наконец-то жизнь этого талантливого человека начинает налаживаться… И быть бы молодому Тоскано очередным благополучным «итальяшкой», представителем нарождающегося «среднего класса», если бы не вмешательство Судьбы.

Празднования наступления нового тысячелетия обещали быть грандиозными. Еще бы – ведь наступал двадцатый век, который, несомненно, должен был стать веком мира и процветания для всего человечества. И в забегаловке и в модном салоне все разговоры были об одном – каким он будет, век двадцатый? Каждому было понятно, что войны отошли в дикое прошлое: ведь после изобретения оружия массового поражения – пулемета «максим» и боевых газов – война просто невозможна! Жертвы были бы слишком велики… А значит человечество ждет немыслимое процветание! Природа скоро отдаст людям последние секреты, и новые, небывалой мощности паровые машины повлекут человека к Луне и Марсу, провода телеграфа достигнут самых отдаленных окраин, а новейшее изобретение военных – подводная лодка – откроет богатства океанского дна.

В этой атмосфере предпраздничной эйфории Лео принимает решение – съездить на родину. Стареющие родители давно не видели сына, а скопленные нелегким трудом рисовальщика деньги позволяют  добраться до Италии и вернуться обратно третьим классом на каком-нибудь пароходе. 

И тут проявилось вмешательство Судьбы – один из газетных приятелей Лео, известный нью-йоркский журналист Том Сислей предлагает ему бесплатное место на небольшом парусном барке, который как раз идет в Италию. Это так романтично! Душа художника не выдерживает – пускай путь через океан продлится в два раза дольше, но зато под парусами, а не на дымящей железке провонявшего углем парохода! В конце концов, в наступающем веке парусников уже не будет, так почему бы и не воспользоваться последней возможностью почувствовать себя настоящим морским волком?

На самом деле, барк «Селена» был небольшим двухмачтовым каботажником, и паровая машина на нем присутствовала. Так что угольного дыма на этой посудине тоже хватало – под парусами шли только при попутном ветре, чтобы сэкономить топливо. Когда парусные суда с каботажных рейсов окончательно вытеснили более практичные пароходы, то «Селену» переделали под круизный корабль для не очень богатых, но романтичных отпускников. Том Сислей арендовал это судно вместе с компанией друзей, чтобы встретить наступление нового века в Атлантике, на пути к развлечениям рождественской Европы. В число приглашенный как раз и попал Лео.

Многие опытные моряки отговаривали молодых людей от этого путешествия – новогодние шторма в Атлантике бывают довольно сильны, да и для старого корабля это был первый трансатлантический переход – до этого «Селена» никогда не удалялась от берегов Америки. Тем не менее, романтизм восторжествовал – 18 декабря барк покинул Нью-Йорк и взял курс на восток.

Отгремели рождественские торжества, но «Селена» так и не появилась ни в одном европейском порту. Не вернулась она и в Америку. Под торжественный звук колокола, контора Ллойда объявила корабль пропавшим без вести. Однако, почти через месяц, в нью-йоркский порт прибыл почтовый пароход «Девоншир», и его капитан сообщил, что обнаружил «Селену» дрейфующей в Атлантике со спущенными парусами и погасшими котлами – на борту не было ни одного человека. Пароход не мог задерживаться в пути, поэтому на борт брига высадили призовую команду, которая и привела «Селену» в Нью-Йорк неделю спустя. 

Исчезли капитан, Бенджамин Хоггс, его жена Сара, все семь человек команды и восемь пассажиров. Последние записанные мелом на доске, но не внесенные в корабельный журнал координаты датированы 25 декабря, они указывали, что тогда бриг находился на расстоянии почти 370 миль западнее от места обнаружения. 

Груз вроде в порядке. Два люка распахнуты. Исчезла шлюпка, отсутствовал верхний парус, ящик с компасом был перевернут. Штурвал не был закреплен. Все свидетельствовало о чрезвычайно поспешном бегстве. 

Капитан "Девоншира", Дэвид Моррис, обнаруживший бриг, по случайному стечению обстоятельств оказался другом Хоггса. Всего месяц назад они обедали вместе, празднуя получение Хоггсом выгодного трансатлантического фрахта. 

На протяжении трех месяцев полиция и страховые агенты Ллойда проводили тщательнейшее расследование этой непонятной истории, но истина так и не открылась. Так, на рубеже XIX и XX веков исчез из этого мира талантливый художник и подающий надежды инженер Лео Тоскано…

 Однако наша история на этом не заканчивается. Она только делает неожиданный временной скачок почти на пятьсот лет назад, когда в городке Винчи, расположенном в горах Тосканы, появился, пожалуй, самый многогранный гений Возрождения (а может и всех времен) – Леонардо. Человек удивительной судьбы и потрясающих знаний, он остался самой большой тайной истории. Люди последующих поколений называли его итальянским Фаустом.

Загадка Леонардо начинается с его появления. Легенды называют был незаконно рожденным сыном женщины, о которой почти ничего не известно. Мы не знаем ни ее фамилии, ни возраста, ни внешности, не знаем, была ли она умна или глупа, училась ли чему или нет.

 В Винчи существует традиция называть ее хозяйкой таверны. Она знакома нам под именем Катерина – но только из случайно оброненных слов самого Леонардо. На самом деле, нет никаких документов, фиксирующих рождение этого человека. Фамилия Да Винчи, под которой он известен современникам, лишь свидетельствует о месте, в котором о нем впервые услышали.

Нет никаких сведений и о детских годах Да Винчи. Среди более семи тысяч страниц рукописей и рисунков Леонардо, сохранившихся до наших дней, нет ни одной, которая касалась бы его юности. У него вообще чрезвычайно мало заметок, имеющих отношение к собственной жизни. Однажды, излагая на бумаге теорию формирования рек, он обронил название деревни, в которой жил в детстве – Анхиано, –  и тут же зачеркнул это слово.

Его образование должно было бы быть таким же, как у всякого живущего в маленьком городке мальчика из хорошей семьи: чтение, письмо, начала математики и, главное, — латынь. Однако, как ни странно, именно латынь была одним из основных препятствий в жизни гения – он толком не изучил ее до конца своих дней. Леонардо вынужден был бороться с ней всю жизнь: большая часть книг, представлявших для него ценность, была написана именно на этом языке.

Еще одна загадка – его почерк. Он пишет справа налево, буквы перевернуты так, что текст легче читать с помощью зеркала. Для человека, который получил образование в итальянской школе XV века это более чем странно – каллиграфии в те времена уделялось не меньшее внимание чем латыни. Такое впечатление, что этот неординарный человек появился в Италии XV века неизвестно откуда, причем сразу двадцатилетним и полным знаний — знаний,  которым в этом веке не было применения. А вот того, что должен бы знать любой двадцатилетний юноша, выросший в Тоскане, он почему-то не знает, плохо ориентируется в местной жизни и постоянно обращает на себя внимание своей «эксцентричностью». Так, в апреле 1746 года Леонардо обвиняли в том в том, что он занимался любовью с семнадцатилетним Джакопо Сантарелли, служившим в мастерской моделью. Несмотря на свою безграничную популярность у женщин, Да Винчи был бисексуалом и ему даже не приходило в голову это скрывать, пока не началось судебное преследование. 

Такое незнание основ поражает – любой человек, выросший в родной социальной среде, впитывает все ее ограничения с детства. К счастью, наличие высокопоставленных покровителей спасло Леонардо от тюрьмы…

Вот так в истории человечества снова возникает пропавший Лео Тоскано. Художник и инженер, никому не известный, становится человеком, с которого началось Возрождение. Как катализатор, брошенный в алхимический котел, он вызывает вокруг себя бурную реакцию развития наук и искусств. Не для этого ли готовила его Судьба? 

Достаточно сравнить почерк дневников Лео, оставшихся в архивах семьи Тоскано с дневниками Леонардо, и поставить рядом два автопортрета – Лео Тоскано, XIX век и Леонардо Да Винчи, XV век, чтобы стало очевидно – это творения одной руки. Даже имена совпадают почти полностью: Лео – это сокращение от Леонардо, а Винчи – город в Тоскане. Лео все-таки вернулся во Флоренцию – но на пять веков раньше, чем уехал из нее.

Не надо думать, что судьба Леонардо в XV века была легка. Ему не давался архаичный язык – до конца жизни его упрекали, что он говорит на “неправильном” итальянском, он так и не выучил латыни – языка в те времена почти обязательного, он не имел титула, денег и собственности – только талант. Ему приходилось искать богатых покровителей, которые не понимали причуд молодого человека и которых коробило его слишком раскованное и нестандартное поведение. В конце концов, Леонардо не выдержал и покинул Флоренцию, отправившись в Милан.

Новоиспеченный Да Винчи поехал играть на лютне при дворе Герцога Людовико Сфорца. 

Инструмент, который он взял с собой и рисунки которого сохранились, был сделан из конского черепа и отправлен серебром. Столь странная причуда была как раз в духе Леонардо: безобразное его привлекало; однако форма инструмента была выбрана не просто так: полость черепа давала хороший резонанс и усиливала звук. Среди других инструментов, сделанных по рисункам Леонардо, можно назвать колесный барабан, который, когда его толкали, отбивал ритм, автоматические молоток и колокольчик, издававший в определенные моменты чистый звук, и органную виолу с упругим смычком, используемую нищими так же, как в недавние еще времена использовалась шарманка. Однако его интерес к музыке, был чисто инженерного свойства. В его бумагах сохранился лишь единственный фрагмент нотной записи, представляющий собой часть канона. 

Для того чтобы расположить к себе Герцога Сфорца, Леонардо написал ему письмо, в котором ничего не говорилось о музыке, а об искусстве упоминалось лишь вскользь. Предмет изложения был совершенно другим.

«У меня есть планы мостов, — писал он, — очень легких и прочных, весьма пригодных к переносу… Я нашел способы, как разрушить любую крепость или какое-либо другое укрепление,  если,  конечно,  оно не построено на скале… У меня есть также чертежи для изготовления  пушек очень удобных и легких в транспортировке,  с помощью которых можно разбрасывать маленькие камни наподобие града… Я знаю, как добраться в определенное  место  через  пещеры  по  секретным  путям  безо  всякого шума,  даже если для  этого придется проходить узкими траншеями или под рекой…  Я могу делать закрытые  колесницы,   безопасные  и непреступные, которые со своей артиллерией врываются во вражеский строй, и ни один человек не сможет им противостоять… Я могу создать такую пушку, мортиру или другое артиллерийское орудие, что оно будет выгодно отличаться от тех, которые обычно используются… Я могу создать катапульту,  баллисту или другую машину удивительной силы».

Все военные идеи Леонардо заимствованы из истории века XIX. Среди его артиллерийских орудий необычного типа следует назвать пушку с тридцатью шестью стволами, собранными в три яруса, по двенадцать в каждом: пока один ярус стреляет, другой охлаждается, а третий заряжается. В этой идее не было ничего невыполнимого, однако такое орудие появилось на полях сражений лишь в XIX веке. Это самое скорострельное оружие, которое могло быть построено средствами XV века – чтобы создать настоящий пулемет не было ни материалов ни технологий. Леонардо сделал также эскиз корпуса снаряда, который взрывается при ударе, рассеивая вокруг куски металла. Если бы такие снаряды стали тогда производить, то имя Леонардо сделалось бы нарицательным. Человек, который извлек из этой идеи существенную пользу, жил в конце XVIII столетия, был британским офицером  и носил имя Генри Шрапнель…

Несмотря на то, что неувядаемая слава Леонардо более всего связывает его имя с изобразительным искусством, на самом деле за свои шестьдесят семь лет он создал поразительно мало картин — чуть больше двенадцати. Очевидно, что техника, в том числе и военная, показалась Леонардо более практичным способом выжить в новом для себя окружении. Однако в Милане просто не удостоили своим вниманием его военные идеи. Герцог Сфорца был хитрым и осторожным правителем, предпочитающим войне интригу. Он с подозрением относился ко всему новому, особенно если оно исходило от немиланцев. В 1499 году Леонардо покидает Милан и отправляется в Венецию.

В это время венецианцы как раз испытывали в таком специалисте большую нужду. Среди других итальянских городов-государств у Венеции было больше всего связей – торговых и политических – с Востоком, а ее морская мощь привела к конфликту с турецким султаном: турецкие войска постоянно угрожали венецианцам, нападая на них на суше и на море. Турки захватывали окрестности Венеции, по ночам с колокольни Святого Марка можно было видеть их костры, а днем – их галеры со стрелками, курсировавшие в непосредственной близости от берега. Леонардо предложил венецианцам свои услуги военного инженера. Он произвел топографическое обследование окрестных земель и пришел к выводу, что, для того чтобы захватить Венецию, войскам султана необходимо будет переправиться через реку Исонцо. Он посоветовал сконструировать дамбу со шлюзом, который в нужный момент можно будет открыть и затопить нападающих. 

Затем он занялся проблемой уничтожения турецкого флота.

Для   этого  он  «изобрел» разные  приспособления для ныряния, а также то, что можно назвать маленькой подводной лодкой, с помощью которой можно было незаметно подобраться к неприятельским кораблям  под водой.  Кроме этого Леонардо создал нечто, прежде неслыханное: некое средство для  обеспечения  человека,   находящегося  под  водой,   воздухом. 

 Что это было  –  он держал  в  секрете   и  отказывался разглашать. «Как и почему не пишу я о своем способе оставаться под водою столько времени, сколько можно оставаться без пищи? Этого не обнародую и не оглашаю я из-за злой природы людей, которые этот способ использовали бы для убийств на дне морей, проламывая дно кораблей и топя их вместе с находящимися в них людьми; и если я учил другим способам, то это потому, что они не опасны, так как над водой показывается конец той трубки, посредством которой дышат и которая поддерживается кожаным мехом или пробками».

 Будучи человеком весьма неглупым,бывший Лео, а теперь Леонардо, понимал, что появление слишком могучих военных технологий может просто обрушить историю этого мира. Однако, он разработал проект какого-то жуткого оружия против кораблей. Его зашифрованные записи и данный в письменной  форме самому  себе совет «найти  какого-нибудь  простого юношу»,  чтобы тот помогал ему в  изготовлении оборудования, свидетельствуют о том,   что  он  был близок  к созданию чего-то действительно из ряда вон выходящего. 

По мере успешного продвижения работы Леонардо все  больше  верил в успех.  Он был настолько уверен, что уничтожит турок, что сочинял наброски ультиматума: «Я  разрушу гавань!   Если  вы   не  сдадитесь  через  четыре  часа,  то все пойдете   ко  дну!»   Он  также   писал  письма,   в  которых требовал себе огромную долю добычи от еще не захваченного флота («Половина добычи будет моей без рассуждений!») и пытался ставить условия венецианцам, чтобы быть уверенным, что те не отделаются от него прежде, чем он получит свою долю – надеяться на капризных покровителей мастеру надоело. 

Однако, когда он был вынужден сообщить детали своего проекта дожам – иначе ему не давали денег на материалы – они пришли в ужас, и предпочли откупится от турок. Суть проекта так и осталась неизвестной – еще одна неразрешимая загадка его жизни. Обиженный Леонардо покинул Венецию.

Достойного покровителя Леонардо нашел только под конец жизни. Франциск I не был интеллектуалом на троне: он отдавал предпочтение женщинам, турнирам, пышным празднествам и красивой одежде. Но даже если он и не всегда понимал великого мастера, которого сумел приблизить к своему двору, все же он испытывал восхищение перед его гением и смиренно выказывал ему почтение. 

Когда Леонардо в 1516 или 1517 году прибыл в королевский замок в Амбуазе, расположенном примерно в ста шестидесяти километрах к юго-западу от Парижа на реке Луаре, ему сразу был присвоен титул «Первый художник, инженер и архитектор Короля» — не потому, что от него ждали каких-то новых работ, а за то, что он уже сделал. Франциск отвел ему апартаменты в уютной усадьбе Клу, находящейся менее чем в километре от дворца, и часто навещал его там, считая, что полному сил двадцатидвухлетнему королю гораздо легче навестить шестидесятичетырехлетнего мастера, чем тому просить аудиенции.

Неизгладимое впечатление, которое Леонардо произвел на своего покровителя, засвидетельствовано записками Бенвенуто Челлини, двадцать четыре года спустя приехавшего на службу во Францию. Да Винчи вполне устраивала роль «волшебника при короле». В своих «Воспоминаниях» Челлини пишет о Леонардо, что «король Франциск столь глубоко любил его великие таланты и испытывал столь великое удовольствие, слушая его речи, что в году было очень мало дней, которые бы он пропел без бесед с ним… Он говорил, что не верит, что на земле когда-либо жил человек столь обширных знаний, как Леонардо, причём в области не только скульптуры, живописи и архитектуры, но и философии, потому что он был великим философом». В тексте также упоминается «огромное количество томов, написанных просторечным языком», в которых речь идет об анатомии, гидравлике, машинерии и других предметах: эти тома, «если их опубликовать будут полезным и чрезвычайно занимательным чтением». Увы, впоследствии большинство этих работ были утрачены.

Даже на склоне лет Леонардо оставался деятельным изобретателем. Он больше не занимался живописью, разве что добавлял штрих-другой к уже закопченным картинам, тем, что были у него под рукой. Его интересовала прокладка каналов в долине Луары и ее притоков: сохранилось его два гидрографических рисунка с названиями французских рек. Он рисовал планы, и даже руководил закладкой фундамента огромной крепости, которую Франциск задумал строить в Роморантене. 

В описаниях мистерии, поставленной в близлежащем от Амбуаза замке Блуа, присутствует механический лев, придуманный и сконструированный Леонардо. Огромный лев, приводимый в движение пружинами, сделал несколько шагов навстречу королю, как будто собираясь на него напасть. Когда король ударил его жезлом, он остановился, грудь его раскрылась, и все увидели белые французские лилии на голубом поле.

Леонардо умер 2 мая 1519. Как только он был опущен в могилу, смутная дымка таинственности, окружавшая его имя при жизни, стала еще гуще. Его биограф, Вазари, представил его потомкам так: «Величайшие достоинства, которыми когда-либо обладал человек, как ниспосланные свыше, так и врожденные, — или нет, все же сверхъестественные, чудесным образом соединившиеся в одном человеке: красота, грации, талант — были таковы, что, к чему бы этот человек, столь счастливо одаренный, ни обращался, любое его действие было божественно; он всегда оставлял всех других людей позади, и это воочию доказывало, что он ведом рукой самого Господа».

Такова судьба этого человека – инженера и художника – непризнанного в своем времени и перевернувшего историю человечества. Как знать, может быть такие случаи не единичны? Случайность ли это, или часть единого замысла Судьбы – дать такой толчок наукам и искусствам? К счастью, у Лео Тоскано хватило мудрости не обратить свой талант и знания на завоевания и разрушения. Был бы ли вообще, наш XXI век, если бы Леонардо не удовольствовался скромной ролью «волшебника при короле»?

Михаил Давидович Харит — советский и российский учёный, архитектор, доктор технических наук, профессор, писатель, лауреат премии Ленинского комсомола в области науки и техники.